Единственным, кто проявлял недовольство, был зайчик. Я старалась успокоить его улыбками, только сероглазый и не думал расслабляться. Продолжал пыхтеть, раздувать щеки и бросать сердитые взгляды. В итоге подошел, цапнул за локоток и поволок в сторонку. Я не сопротивлялась.

Когда мы оказались в дальнем углу столовой, юный герцог шумно выдохнул и выдал:

– И все-таки! Почему я?

Ну как сказать… причин-то много.

– Не хотела выставлять тебя дураком.

– Что? – В шепоте зайчика прозвучало искреннее возмущение. – И поэтому назвали моим именем устройство для опорожнения?

– Это великое изобретение, – парировала я. – Оно изменит ваш мир. И мне кажется, лучше ассоциироваться в глазах народа с изобретением, чем прослыть рогоносцем.

– Что-что?

– Пока ты молод и красив, ты имеешь право на любые ошибки и неудачи, кроме неудач в любви. И если поползут слухи, что твоя невеста влюблена в другого, репутация будет испорчена конкретно. Я не могла этого допустить…

Сопение стало куда громче. Я даже отодвинулась на полшага – не из страха, а так, на всякий случай. И стало вдруг так неловко, так неудобно…

Потакая желаниям совести, попыталась оправдаться:

– А вообще… если тебе так хочется правды, скажу. Изначально планировала назвать изобретение в честь Арха.

Эльфенок застыл. Глядел как на умалишенную в стадии буйства.

– А что? Это отличный вариант, – продолжала рассуждать я. – Бог умирает в том числе потому, что народ забыл его имя. Следовательно, если имя вспомнят…

– Вы… вы издеваетесь?

– Ничуть. Сам подумай… Бог проклят несколько тысячелетий назад, старшие поколения еще помнят его имя, а новые – даже не знают. По всем расчетам, Арх должен был исчезнуть довольно давно, но он до сих пор жив. И какой напрашивается вывод?

Я выдержала паузу и, не дождавшись ответа, продолжила:

– А вывод прост до банальности – ваш народ его все-таки подкармливает. И если учесть, что Арх принимает только добровольные жертвы, значит, кормится тем, что часть эльфов старшего поколения, умирая, посвящает себя ему. Почему они это делают?

Вопрос был риторическим, но зайчик заикнулся что-то возразить. Потом подумал и выдал растерянно:

– Не знаю.

– Да потому, что умирающий смотрит на мир иначе! Ему ваши религиозные заморочки до лампочки. Ему просто страшно и одиноко. И хочется, чтобы рядом был хоть кто-то… Больной зовет доктора, потому что с ним спокойней, а умирающий – бога.

Вариэль сглотнул.

– Итак, Арх! – продолжала рассуждать я. – Умирая, эльфы новых поколений будут испытывать те же ощущения, но не смогут его позвать, потому что не знают имени. И не узнают – оно запрещено. Единственный легальный способ напомнить эльфам о боге – назвать в его честь нечто особенное.

– Унитаз? – В интонациях Вариэля отчетливо прозвучало презрение.

– Видишь ли… один из законов моего мира гласит – неважно какого цвета пиар, главное, чтобы он был эффективным. Здесь то же самое. Унитаз – это технологический прорыв, при правильной раскрутке о нем будут говорить все. В честь кого назван – тоже поинтересуются, уж поверь. А тут – опа, а это имя проклятого бога!

Несколько секунд молчали. Зайчик переваривал, а я ждала окончания этого процесса.

– И почему же вы назвали изобретение… Вариэлем? – осторожно поинтересовался блондин. – Испугались, что Арх рассердится, так? А моего недовольства, стало быть, не боитесь?

– Нет, дело в другом, – со вздохом признала я. – Риск слишком велик. Чтобы заставить ваше общество иначе взглянуть на человека, нужно сделать нечто позитивное. А попытка напомнить бессмертным о боге смерти очень смахивает на провокацию. Это как маленькая дырочка на колготках – вроде мелочь, а колготки все равно выбрасывать. Если эльфы решат, что я пришла поиздеваться, не станут помогать, скорей уж наоборот – будут гнобить человечество еще яростней и изощренней. И моя миссия провалится.

– То есть… Арха вы тоже не любите? – помедлив, спросил ушастик.

Черт! Кто о чем!

– Вариэль, ну какая любовь? Мне через пару дней уходить…

– Не любите, – констатировал длинноухий. Послышалось, или в его голосе действительно прозвучала тоска? – Никого не любите. Только себя.

– Вариэль, что происходит? – настороженно поинтересовалась я.

На лице блондина как по щелчку вспыхнула хамоватая улыбка. Он тут же перевел тему:

– Значит, нести ваше изобретение в массы предстоит господину Криссу? И что это будет? Центральная канализация с системой открытых канав?

– Ну…

Улыбка сероглазого стала шире и злей.

– Значит, вскоре мое имя будет ассоциироваться не только с унитазом, но и с непередаваемым амбре?

Мне и до этого было слегка неловко, а теперь даже уши вспыхнули.

– Вообще, есть более интересная идея, – осторожно призналась я. – Ведь под столицей огромная пещера…

Эльф подавился вздохом, закашлялся. Глаза стали большими-большими.

– Ты соображаешь, о чем говоришь?!

Черт, он таки перешел на «ты»? К чему бы это?

– Ну да… – Я невольно потупилась.

– Это не просто пещера, – вкрадчиво напомнил герцог. – Это святилище проклятого бога!

– Видала я это святилище… Малюсенький карман в скалистой породе… Его, по большому счету, можно перенести. И вообще… – Уровень неловкости рос как на дрожжах. Отчего-то казалось, что Арх отлично слышит каждое слово. – Если продать хотя бы половину подношений, которые в этой пещерке заныканы, можно такое святилище отгрохать, что даже богиня жизни позавидует. Или кто в вашем пантеоне главный?

Зайчик продолжал копировать взгляд опытного психиатра, а я окончательно стушевалась. Мысль все-таки закончила, хотя чувствовала себя как на экзамене, который принимает лично ректор в компании с министром образования.

– Ведь просверлить шахты вполне реально – Шердом же смог. Зато никаких выгребных ям на заднем дворе… Единственное – королевский дворец в эту систему включить нельзя, под ним же источник магии, а он такого непотребства точно не потерпит. Но от того, что король и компания продолжат пользоваться ночными горшками – мир не рухнет, верно?

А самой вдруг подумалось – вот она, справедливость. Хоть в чем-то у простого народа будет возможностей больше, нежели у венценосных зазнаек.

– Ну знаете… – Возмущению сероглазого не было предела. – Ну знаете…

Закончить он не успел.

Дикий, истошный вой прорезал тишину, как скальпель мандариновую кожицу. Зайчик замер на секунду и резко развернулся. Я тоже напряглась, хоть и не сразу. А опознать в источнике звука каргулю смогла лишь после того, как герцогиня захлопнула рот. Служанки присели в ужасе, слуги-мужчины резко бросились на выход.

Глянув на нас, Ванесса заверещала снова:

– Взлом подвала!

Глава 16

Я – дитя своего времени, человек цивилизованный, в меру образованный и умный. И как любой нормальный индивид, хоть разок побывавший поздним вечером в безлюдном переулке, легко отличаю трусость от благоразумия. Это самое благоразумие орало дурным голосом: «Лёля, остановись! Остановись немедленно! Сию секунду!»

Но я продолжала мчать по коридору в направлении холла вслед за каргулей.

Еще на подлете увидела, как кто-то из слуг распахнул неприметную дверцу, задрапированную гобеленом. В синеватом свете магических светильников блеснула сталь. Ушастики в бордовых камзолах спешно вооружались. Притом что криков, проверок баланса и попыток взять один и тот же клинок не было, стало ясно – оружие давно распределено. И судя по уверенным физиономиям, длинноухие не в первый раз его держат. Более того, каргуля явно заставляет слуг тренироваться, на случай вот таких – неимоверно редких, но вполне вероятных – визитов.

Сама герцогиня подбежала к арсеналу последней, в момент, когда отряд в бордовом уже метнулся к двери, ведущей в подвал. Она взяла не клинок или изогнутый кейран, а арбалет. Не такой, как в прошлый раз, а самый настоящий – здоровый, с массивным основанием и дугами по полметра каждая (или как эти крылышки называются?).